30 ноября 2008 г. - "АЛИСА" в "Олимпийском": "25 в АЛИСЕ, 35 в рок-н-ролле, 50 на земле"

[0lesja_0lgerd]

18:00 – Станция метро «Проспект мира».

Возле «Олимпийского» - лёгкие ограждения, зрители проходят в промежутки между ними по одному - первый показ билетов милиционерам в сером хаки. Недлинные хвосты очередей на проход; между цепочками ожидающих пропуска зрителей снуют таинственные личности с капюшонами толстовок на головах, и голосом вкрадчиво-неразборчивым предлагают взглянуть на веер карточек в руках, а также бесплатно получить одну – каждому желающему. Нет, на карточках не розовые пышечки в пеньюарах и без, а как раз наоборот - чёрно-красная печать с приглашением посетить юбилей Константина Кинчева в СДК МАИ 25 и 26 декабря. Видимо, это и есть солдаты «Армии АЛИСЫ», занятые реально полезным делом.




18:10 – мы проходим мимо первого поста и попадаем в пространство перед самим спорткомплексом. Нам идти до подъезда 4, а значит, предстоит обогнуть порядочную часть здания. По пути мелкие наблюдения: масса народу вокруг, все довольно мирно настроены, дружно идут, оживлённо переговариваются, знакомятся, посмеиваются в предвкушении зрелища; агрессивных пока не видно, хотя красно-чёрных, готических, пирсингованных и напружиненных предостаточно.

Навстречу шагают два милиционера всё в том же сером хаки, между ними насупленный парень, не сказать даже, чтобы нетрезв; милиционеры терпеливо и несколько даже лениво что-то ему втолковывают; поравнявшись с нами, парень неожиданно резко разворачивается и ныряет между серыми с протестующим: «Нет, ну это, бля, я вообще не понимаю!» - однако сопровождающий быстро и цепко хватает его за куртку, не давая выкрутиться: «Вот это уж ты совсем неправ!» - другой ловко подхватывает под руку «калачиком», и препровождение продолжается.

Голоса за спиной: «… говоришь, не был?» - «Да вот парадокс: я в Киеве чаще на концертах был, чем в Москве!»

Ещё один в сером быстро проходит мимо, рация за пазухой тревожно бормочет: «… Бери своих людей – и ко второму подъезду, быстро!..»

Мужик лет тридцати стоит без шапки (ею он размахивает в такт) и сосредоточенно орёт в телефон: «Ну башня, ёпть! Ты понимаешь, что такое башня?! Я рядом с ней!.. Ну чё непонятно-то! Ну, тут ещё народу полно! Ты видишь много народу? – я как раз тут!.» Народу вокруг полно везде.

18:30 – отстояв очередь на входе, проходим металлоискатель и похлопывающих по бокам милиционеров – второй кордон. Вид у нас очень домашний, идём парочкой, символики никакой, сумок предусмотрительно не взяли – всё имущество в количестве двух паспортов, бинокля, записной книжки с карандашом и ключей уместилось в маленькой поясной сумчонке, поэтому досмотр вышел коротким. Куртки сдавать не стали.

Беглый осмотр фойе; купили пакетик сухофруктов – пожевать, если оголодаем. Столики с алисоманской атрибутикой неожиданно скудны: шарфы, красные футболки, большая книга фотографий, банданы да флажки. И диски – почему-то группы «Мордор».

18:40 – пройдя третий (у дверей зала) и четвёртый (у входа в сектор) билет-контроль, сели наконец на свои места. Народ собирается, сцена задёрнута чёрным полотнищем с белой алисовской «А». Фоновой музычкой играет какое-то кантри.

18:58 – над сценой зажглись прожектора. В боковую щелку занавеса видно, что за кулисами кто-то курит. Если смотреть в бинокль, полотнище просвечивает, и видно сквозь него загадочное мерцание установленных инструментов; если бы на сцене был хоть кто-то, видны были бы и силуэты. Народ начинает волноваться. От подступившего нервного жора умяли купленные сухофрукты. Волновались зря – ещё долго ничего не происходило.

19:02 – фанаты в задних рядах грянули: «А-ЛИ-СА!!!», но, видимо, не договорились, и сдулись после первого же выкрика. Перед нами села стайка девушек среднего офисного возраста и вида, одна тут же деловито повязала алисовскую бандану, другая округлила глаза: «Что, вот прямо сейчас уже?..» Прибежала довольная третья, демонстрируя большой флаг с Весёлым Роджером, хихикнула: «Ну, кто у нас сегодня в клубе выступает?» Я, предчувствуя беду, наклонилась к дамам и попросила махать умеренно, поскольку у меня плохое зрение и смотреть я буду в бинокль. Самая бойкая со смехом ответила: «Ну вы же не на концерт классической музыки пришли! А мы тут и махать, и вставать, и танцевать будем!..» Однако просьбу уважили, особо не махали.

19:04 – за занавесом на сцене полыхнули прожекторы. Народ опять взвился. Экстатические вопли какого-то парня: «Кооо-оо-стя!..Костя!..»

19:12 – за кулисами заработали дым-машины, однако сквозняки на сцене не дали дыму распространиться красивыми облачными валами; фоновая нейтральная музычка стихла.

19:24 – в длящейся тишине зал начинает орать «А-ЛИ-СА! Кос-тя!!» и топать ногами, трибуны трясутся.

19:26 – слева из-за кулис незаметно (как ему кажется) на коленях выползает звукач, и начинает что-то крутить у портала. Что-то заиграло, и народ воспрял – но тщетно; звукач ретировался, музыка стихла.

19:30 – свет гаснет (вой, свист, улюлюканье); занавес подсвечивают синим, букву «А» - красным; грянуло интро-попурри из алисовских хитов.

19:35 – занавес падает; на пустой сцене, куд выходят музыканты - в центре луча микрофонная стойка с повязанным пламенеющим алым шарфом, бьющимся на ветру;


Фото - Арсений New-Ars aka new_ars

на экране – идущий упругим шагом Кинчев; вот он проходит один коридор, другой, - зал неистовствует, - вот он замедляет шаг перед лестницей, вот взбегает на неё и – «КООООООСТЯ!!!» - выдыхает зал; хищным ястребом - Кинчев на сцене.

Огнен, колоритен, в чёрном плаще с кровавым подбоем, со сверкающим взглядом в траурной подводке грима, седеющая грива развевается на ветру – красавец, герой, роковый мужчина! Дьявольски красив и благороден; на экране за спиной – обложка альбома «Нервная ночь» (концепция программы – по одной-две песни с каждого альбома); первая песня –

Доктор Франкенштейн (Нервная ночь, 1984). Допев, Константин скинул плащ, оставшись в чёрной футболке, и вернулся к микрофонной стойке, на которой вился и пламенел алый длинный шарф – когда Кинчев протянул руку к микрофону, шарф как живое пламя кинулся на него, охватил как объятья; эффектное зрелище! И первые строки следующей песни Кинчев спел сквозь лёгкий красный шёлк, захлестнувший его лицо как арабский платок-шемах – рот и нос скрыты, только глаза гипнотически блестят. В зале в танцпартере полыхает первый файер.

Экспериментатор (Энергия, 1985)– во время исполнения Кинчев обуздал непокорный шарф так же ловко, как дрессировщик свою змею, - победил, усмирил, бросил себе на плечи и играл им, как крылом, как языком огня, как всё той же змеёй.

Ко мне (Энергия, 1985) – потрясающий контраст, когда после рыка и царствования над всей сценой в демоническом обличье, Кинчев вдруг мило улыбнулся и старомодно и галантно приложил руку к сердцу. Осознать всю прелесть контраста не успела – с места в карьер рванула тяжёлая артиллерия:

Красное на чёрном (БлокАда, 1987) – на соло троица Кинчев-Лёвин-Романов встали в композиционно совершенный треугольник на фоне барабанной установки; Константин вскинул руку, а музыканты – грифы гитар. Вообще отточенная кинчевская пластика с выверенными и продуманными почти танцевальными движениями – восхитительна! Именно в этой песне он использовал свою «классическую» стойку, которую запечатлели даже на афише: на мгновение замереть на одной ноге, вынеся другую вперёд, а руки вскинув вперёд и вверх, как бы к зрителям, послать торжествующую улыбку, и снова в бой!

Компромисс (БлокАда, 1987) - ехидно пел, подначивал зрителей: «А ну ещё раз: компромисс не для наас!» - зал изо всех сил, но нестройно: «Компромисс не для наааас!..» - Кинчев с ухмылкой, как у Леонида Быкова, забившего гол Ромео («Слабак!..»), вбивает в микрофон рёв: «КОМПРОМИСС НЕ ДЛЯ НАС!!!» и отворачиваясь, покачивая плечами, отходит в глубь сцены; даже по спине видно, как доволен своей провокацией.

Тоталитарный рэп (Шестой лесничий, 1989) - мелкий сбой, перепутаны слова; интересный свето- и звукорежиссерский ход: после слов «Тоталитарный рэп - это всего лишь модель общества глухонемых…» - весь свет, кроме пыльного белого прожектора, гаснет, воцаряется абсолютная тишина; несколько секунд Кинчев, замедленно механически двигаясь, беззвучно шевелит губами; картинка, как в чёрно-белой кинохронике; тем сильнее ударяет потом и цвет, и звук: «А если они вдобавок плохо видят, то это только лучше для них!»

Аэробика (Шестой лесничий, 1989) – в танцпартере много файеров, Кинчев летает по сцене как дух возмущенья и мятежа; электричество в воздухе – ощутимые нервные искры, растущее напряжение.

Армия жизни (“206 ч.2”, 1989) – на экранах фотографии фанатов из «Армии АЛИСЫ», в танцпартере багровое пламя файеров – многих-многих; фанаты исступлённо орут, и всё это захватывает!.. Это не агрессия, а комок нервов; энергия собирается, как в фэнтези-сериалах: в огромный незримый файерболл, - и Кинчев дирижирует его разрастанием, пока не взрывает над ошалевшим залом, неведомо как ухитрившись не направить ни на кого. Пока зал приходит в себя после искрящего контрастного душа энергетики, Константин скрывается за сценой, и появляется уже в красно-чёрной разлохмаченной майке, висящей живописными лентами и клочьями.

Бес паники (Шабаш, 1991) отгремел и успокоился, Константин низко поклонился, и зал воодушевился, услышав знакомые аккорды –

Всё в наших руках (Шабаш, 1991). Кинчев пел, сидя на краю сцены, грустно и доброжелательно улыбался. В конце прокричал: «Спасибо вам. СПАСИБО ЦОЮ!»

Смутные дни (Для тех, кто свалился с Луны, 1993). В Константине словно заработал дополнительный энерджайзер – в одно и то же мгновение он оказывался в двух разных концах сцены, по пути ещё приплясывая и воздевая руки; в этот момент прошла очень ощутимая волна энергии от зала к сцене. Видимо – эффект рикошета, или камня, брошенного в воду: круги достигли берега и вернулись к источнику; зрители, получив от певца мощное духовное облучение, саккумулировали наконец равноценный ответ :)

Плач (Для тех, кто свалился с Луны, 1993) – стал испытанием для исполнительских нервов: Кинчев сперва поменял местами куплеты, потом и вовсе пропел, выходя на припев: «Плачь, плачь, Я пропился в дым, Плач, плач, Да ещё налей, Плач, плач, Перепутал все словааа… Плач, плач, Хорошо сидим!..» На сцену, видимо, в поддержку, вылетела не то майка, не то шарф. Песня, однако, была всё же допета, и очень прочувствованно, - на экране показывали кадры и фото алисовского гитариста Игоря Чумычкина, принимавшего участие в записи альбома, и покончившего с собой, и в конце был земной поклон: «Спасибо вам. Спасибо Чуме!»

Умереть молодым (Чёрная метка, 1994) – «Сквозь улыбки встреч, через боль потерь От себя к себе открываем дверь. Тот, кто разом сжёг за собою мост, Продолжает путь в окруженье звезд...» Вакханалия музыки и мечущиеся лучи прожекторов; ритмично бьют дымовые пушки. Допев, Кинчев сурово и весомо сказал: «Всем ушедшим невовремя посвящается – как предостережение живущим: НЕ НАДО! – живите долго и счастливо».

Белая невеста (Чёрная метка, 1994) – красивые кадры из клипа, девочка в белом; в танцпартере опять файеры. Опять рука к сердцу, открытая улыбка. Пока начинается проигрыш следующей песни, Константин отходит в глубь сцены, делает глоток воды.

Слёзы звёзд (Jazz, 1995) – тут кинчевская пластика приобрела трогательную церемонность галантного кавалера. Он помавал руками, делал округлые жесты, изящно кланялся, словно мушкетёр. Танцпартер для разнообразия сиял тысячами крошечных огоньков – зажигалками, фонариками, экранчиками телефонов.

Я играю в войну (Jazz, 1995) – Кинчев преобразился; двигался как кот перед нападением – текуче и жёстко; поигрывал мышцами. В конце песни опять исчез за сценой.

Рок-н-ролл – это не работа (Дурень, 1997) – энергично отжёг; наряжен уже в длинную чёрную рубашку, грудь оголена; движения – замашки уверенного в себе и отлично чувствующего своё тело драчуна. Когда песня закончилась, вдруг снова упала тьма. Секундная недоумённая тишина – и зрители завопили, увидя на главном экране первые кадры всем знакомого и всеми любимого клипа –

Трасса Е-95 (Дурень, 1997) – тут уж никто не остался равнодушен: танцпартер заколбасился, сидячие повскакивали. Кинчев смеялся, подначивал зрителей: «А теперь ещё-ещё-ещё! ТРАС-СА! Е! ДЕВЯНОСТО! ПЯТЬ!!»

Повелитель блох (Солнцеворот, 2000). Вот тут я чуть не оглохла. Так или нет – но мне показалось, что с «Солцеворота» сыграли самые «тяжёлые» и агрессивные песни (в музыкальном смысле). Жесткач, обезумевшие прожекторы, файеры у сцены. Снова поклон в конце.

Смерть (Солнцеворот, 2000) – к концу этой громокипящей, как и предыдущая, песни Константин выложился так, что стало заметно, что он устал. Допев, развёл руки в стороны, как Христос на горе Корковадо, завёл их за голову, постоял так секунд 30 в полной тишине.

Веретено (Танцевать, 2001) – снова галантный танцор, движения медленны. В конце – визит за сцену, смена образа: чёрная майка, пояс с крупной пряжкой и чёрной кожаной «юбкой».

Инок, воин и шут (Сейчас позднее, чем ты думаешь, 2003). Понравилась игра жестов: ладонь благословляющая – инок, ладонь щитом к себе – воин, ладонь легкомысленным приветом от виска – шут. В конце опять красивый «комплимент публике» - рука от сердца плавным жестом к зрителям и широкая сияющая улыбка.

Небо славян (Сейчас позднее, чем ты думаешь, 2003) – многие встали, пел почти весь зал, вспыхнули файеры. На сцену кидали шарфы. Почти без паузы –

Изгой (Изгой, 2005) – тут уж и те, кто сидел, повскакивали; фанаты орали, топали, сотрясая трибуны; у Кинчева как будто открылось третье уже дыхание: вновь налился мощью и сталью.

Моя война (Изгой, 2005) – опять символика жестов: указующий перст вверх – «ЖИЗНЬ!», вниз – «СМЕРТЬ!»; перст вверх – луч света выхватывает напряжённую фигуру Кинчева; перст вниз – всё погружается во тьму; концом – «ЖИЗНЬ!!!» И поклон «с комплиментом». Далее произошла заминка – заиграли, но Константин не запел; музыка стихла, начали сначала – опять не пошло. Кинчев с дурашливой растерянностью обращается к залу: «А с каких строчек начинается песня-то?.. Да я честно не помню, мне же уже 50 лет!..» Дело не в возрасте; фанаты тоже подсказать затрудняются, потому что песни с новых альбомов ещё не успели затвердиться. Наконец Кинчев махнул: всё, вспомнил! Барабанщик ударяет –

Стать Севера (Стать севера, 2007). Идёт снег из белого конфетти, оседает на кинчевскую гриву, на головы фанатов, близко стоящих у сцены. В завершение Кинчев говорит: «Спасибо!.. Не, ну это ж надо – у заглавной песни первые строчки забыть – ващще!» (укоризненно стучит по виску)

Иго любви (Стать севера, 2007) – на словах «Сила огня – дело времени» заполыхало такое множество файеров, что зал на мгновение осветился весь багряным. В конце Константин принимает горделивую позу египтянина и, покрасовавшись, уходит в закулисье.

Вот так! (Пульс хранителя дверей лабиринта, 2008) – Кинчев вылетает на сцену в расстёгнутой чёрной рубашке с коротким рукавом, азартен, рыклив. В танцпартере неугомонная команда файержогов запаляет, видимо, уже остатки запаса, и тут совершается страшное – один из файеров взмывает в воздух, и, вращаясь, багровой звездой летит в нижнюю часть соседней с нашей трибуны; крик сидящих там зрителей перекрыт музыкой и пением; на вспышку огня с трибун сбегаются охранники, несколько секунд в междурядье как будто полыхает небольшой костёр, - но его благополучно затаптывают. Видел ли это Константин – неизвестно, практически без пауз началась следующая песня –

Всё, что я хочу (Пульс хранителя дверей лабиринта, 2008). По окончанию Кинчев как-то особенно истово и торжественно отдаёт земные поклоны на три стороны, и уходит со сцены. А следом за ним уходят и музыканты.

Минуты две топот, свист, скандирование «А-ЛИ-СА!! КОС-ТЯ! А-ЛИ-СА!! КОС-ТЯ!!!» - и музыканты возвращаются; Кинчев всё в той же чёрной майке, вокруг шеи – алый шарф. Музыканты занимают свои места, Константин кланяется и – «маэстро, урежьте марш!..» - грянул

Всё это рок-н-ролл (Шабаш, 1991). Знаменитый слоган Кинчев проверещал так сладострастно, что зал зашёлся ответным воплем. Очень порадовал невинный рок-н-ролльный глумёж, получившийся не то случайно, не то намеренно: как раз во время выкрика: «Ну а мы, ну мы - пидерасты, Наркоманы, нацисты, шпана, Как один социально опасны - И по каждому плачет тюрьма!» на экранах на имперском багрянце всплыло благостное пожелание: «Многая лета!» Завершил композицию Кинчев неожиданным высоким прыжком с глубоким приседом, и выпрямился пружинно как чёртик из табакерки, сияя довольной ухмылкой. Напоследок была сыграна

Мы вместе! (Энергия, 1985 )

Допев, Кинчев прокричал:
- Спасибо, Москва! Ну, а мы поедем дальше!

И группа покинула сцену.
Зажгли свет. Концерт окончился в 22:08, однако выпускали зрителей поочерёдно – танцпартер, затем секторы B,A,C – из соображений антидавки. Выйти нам удалось только в 22:30.

Состав группы: Константин Кинчев (вокал), Пётр Самойлов (бас-гитара, бэк-вокал), Игорь Романов (гитара), Евгений Лёвин (гитара), Дмитрий Парфёнов (клавишные), Андрей Вдовиченко (барабаны)

Полный сет-лист концерта:
1. Доктор Франкенштейн
2. Экспериментатор
3. Ко мне!
4. Красное на чёрном
5. Компромисс
6. Тоталитарный рэп
7. Аэробика
8. Армия жизни
9. Бес паники
10. Всё в наших руках
11. Смутные дни
12. Плач
13. Умереть молодым
14. Белая невеста
15. Слёзы звёзд
16. Я играю в войну
17. Рок-н-ролл - это не работа
18. Трасса Е-95
19. Повелитель блох
20. Смерть
21. Веретено
22. Инок, воин и шут
23. Небо славян
24. Изгой
25. Моя война
26. Стать Севера
27. Иго любви
28. Вот так!
29. Всё, что я хочу

На бис:

30. Всё это рок-н-ролл
31. Мы вместе!

Сравнить с впечатлениями Игоря.