Место радости

Владислав Крапивин: «О несчастных детях у нас в стране можно писать снова и снова»

В один из дней работы Московской международной книжной выставки-ярмарки у стенда издательства «Эксмо» был ажиотаж. К плотной толпе, ожидающей автографа, устремлялись все новые посетители выставки: «Неужели сам Крапивин?! А где можно книгу купить?» Я сама простояла целый час в этой интеллигентной очереди поклонников знаменитого писателя Владислава Крапивина, который в Москву приезжает крайне редко. И каждый его приезд – событие для людей, воспринимающих его книги как «маяк у вечности на краю». Это тот случай, когда знают не конкретную книгу – у Крапивина опубликовано более 300 изданий на разных языках, а знают самого автора – Писателя, Педагога. Причем, два этих дела: писательское и педагогическое – неразрывно связаны в крапивинской судьбе.

В 1961 году Владислав Крапивин организовал в Свердловске разновозрастный парусно-фехтовально-журналистский отряд «Каравелла», которым руководил более 30 лет. А в 1962-м вышла его первая книга, «Рейс «Ориона»», о жизни подростков. С тех пор любое новое произведение писателя, продолжающего в своем творчестве традиции Аркадия Гайдара, Александра Грина и Константина Паустовского, встречается читателями на ура. Будь то реалистические произведения о подростковой жизни: «Валькины друзья и паруса», «Та сторона, где ветер», «Мальчик со шпагой», «Журавленок и молнии», «Острова и капитаны»… Или фантастические: «В ночь большого прилива», «Баркентина с именем звезды», «Дети синего фламинго», «Голубятня на желтой поляне» – только перечисление названий займет не один лист! Книги Владислава Крапивина – это концентрат чистейшей романтики и героики, это гимн дружбе, храбрости и честности. Это написано крепко, лихо, динамично и захватывающе.















( ЧИТАЕМ ДАЛЬШЕ: О любимой книге Владислава Крапивина, о его позиции относительно учителей и милиции, о выпускниках клуба Каравелла, ставших известными, о Великом Кристалле Вселенной, о читателях, о сыновьях, и о детях, которым некуда пойти за помощью... )

Официальный сайт Владислава Крапивина

Владислав Крапивин: ребёнок и романтик на сайте газеты "Местное время"

"Крепкие паруса Владислава Крапивина" на сайте "Пионерка.Ру"

Новости "Нашего радио": Участник группы «Чайф» Владимир Бегунов играет в новом фильме режиссера Анарио Мамедова. Картина снимается по повести писателя Владислава Крапивина «Дети синего фламинго».
«Несмотря на то, что я познакомился с творчеством Крапивина уже во взрослом возрасте, могу сказать, что его творчество на меня во многом повлияло. Я считаю, что это один из достойнейших писателей», – рассказал Владимир Бегунов. Музыканту досталась роль Крикунчика Чарли.
«По сюжету фильма ему приходится сопровождать детей на казнь», – рассказала корреспонденту InterMedia пресс-атташе группы Марина Залогина. Съемки фильма проходят в Екатеринбурге.

---

Tairis_Hamster 03.10.2007 на сайте "Библиотека Альдебаран"
"Дети синего фламинго" - философская притча, социальная трагедия, книга-гротеск, антиутопия... Как победить ужасного монстра, который держит в страхе жителей острова? Монстра, который хранит баланс общественной жизни островитян, который является единственно непреложным законом существования. Страх и власть - запутавшиеся друг в друге причина и следствие, первейшие основы нашей жизни... Мы всегда боимся чего-то, мы рождаемся со страхом в душе, в страхе проходит вся наша жизнь... У него бывает много разных имен, от "терроризма" до "глобального потепления" - и он опутывает собой весь мир в липкую паутину - чтобы не вырваться, чтобы делать только так, а не иначе, чтобы подчиняться...

Но чтобы страх овеществленный, который так далек от конкретного человека, жил в его сердце как можно дольше - нужно постоянно вытаскивать на всеобщее обозрение какой-то символ - как чучело: вот снова где-то взяла на себя ответственность за взрыв дома Алькаеда, вот снова смыло прибрежную деревеньку где-то в Микронезии... Смерть, ужас, СТРАХ.
Жители должны постоянно чего-то бояться, и это что-то должно быть все время на слуху, все время перед глазами должны мелькать свидетельства о несокрушимости этого символа- и столь же неколебимой твердости "ЗАЩИТНИКА" - закона, государства...

А если власть оправдывает существование монстра? Если на "пугалках" о деяниях страшного ящера строится фундамент этого института принуждения? Если постоянно требуются новые жертвы - вещь действенная, определенная?

Но если жертвами должны становиться маленькие мальчики? Храбрые Мальчики, в которых начинают просыпаться юноши, Рыцари, готовые защитить? Как же замечательно - унизить, растоптать этого героя, заставив остальных поверить в непобедимость Ящера и склонить головы! Как же это ПРАВИЛЬНО - давить в ребенке будущее, чтобы дети сразу становились взрослыми - послушными, задавленными...

Но герой все равно придет. Даже если не сможет победить Ящера, даже если струсит... Он пройдет свой путь до конца, не сворачивая; он обретет новых друзей, он испытает боль потерь; и в конце концов он сможет одолеть Ящера...

Только для того, чтобы осознать страшную истину: сколь ничтожно мало - уничтожить символ, картинку... Как вычеркнуть Ящера из людских сердец? Как заставить кричать на площадях правду, если привычными являются старые слова, старые истины, сколь бы ложными они не оказывались?...

Помните у Шварца пьесу "Убить дракона"? Эта книга по сути о том же - настоящими чудовищами всегда оказываются люди, точнее - отдельные группы людей. А всем прочим так легко и просто подчиниться... Так просто слушаться привычного кнута и не поднимать глаза к небу - не видеть зарю нового мира. И смотреть себе под ноги, в дорожную пыль...

Но все равно - пока живы дети, пока жива Мечта и вера в то, что Справедливость обязательно восторжествует, настоящая справедливость - свобода выбора - все еще будет хорошо.

Надо просто верить, что те, кому ты даришь свободу, те, кому ты открываешь глаза - окажутся способны ВИДЕТЬ и ПОНИМАТЬ.

---

... Мы с Ктором долго ходили по улицам. Красивый здесь город, зеленый, тихий. Много фонтанов. И еще много разных развалин: башен, стен, храмов.
Сразу видно, что страна эта древняя.
Я разглядывал людей. Мужчины были в просторных костюмах и широких шляпах, женщины — в длинных разноцветных юбках и пестрых накидках. Все спокойные и неторопливые. И вот что я заметил: все они казались одного возраста — тридцати или тридцати пяти лет, румяные, здоровые. Нигде не было видно юношей и девушек. Я сказал об этом Ктору. Он слегка удивился:
— А зачем они?
Я тоже удивился:
— Как зачем? Ну... я не знаю. Ребята же растут, превращаются в молодежь.
— У нас не превращаются, — объяснил Ктор. — На острове так воспитывают детей, что они сразу становятся взрослыми. Крепкими, работящими, спокойными.
— А... как же? Сперва мальчик, а потом сразу... такой вот дядька?
— Да, очень быстро. И никаких забот. А с молодежью сколько было бы возни! Это очень опасный народ. Им все время лезут в голову нелепые мысли: хочется чего-то изменять, куда-то лететь, строить что-то непохожее на старое... Слава богу, мы от этого избавились...
— Ради равновесия порядка и любимого Ящера, — с насмешкой сказал я.
— Вот именно, — откликнулся Ктор Эхо, и я не понял: тоже с насмешкой или серьезно.
Несколько раз нам встретились школьники. Ребята шли длинными цепочками в затылок друг другу. С опущенными плечами, молчаливые и очень послушные. Сзади и спереди вышагивали воспитатели в коричневых балахонах и с номерами на шапках-треугольниках. Мальчишки были в таких же, как у меня, плащах или в курточках и штанах с бахромой, которая смешно моталась вокруг тонких ног. А девочки — в разноцветных платьицах и пестрых передниках. Как-то не вязался этот яркий наряд с их поникшим видом...
Часто попадались навстречу слуги Ящера — с одинаковыми розовыми лицами. Все они с ног до головы были затянуты в серый плюш. Даже на пальцах — плюшевые перчатки. Вот, наверно, мучились от жары бедняги! Я хотел сказать об этом Ктору, но услышал пронзительный голос:
— Последние новости! Слушайте, дорогие жители острова Двид! Наша жизнь течет спокойно и счастливо, хвала нашему чуткому и доброму Ящеру!..
Из-за угла на середину улицы вышел очень странный человек: в грязном белом цилиндре, коричневом длиннополом пиджаке и узких клетчатых брюках.
Он странно выворачивал и вскидывал ноги, будто они сгибались в коленях во все стороны. Голова на тонкой шее вертелась, руки невпопад мотались. Человек запрокидывал голову и с какой-то натужной веселостью вопил:
— Слушайте, почтенные горожане. Все спокойно на острове! Вчера вечером скончался уважаемый Дагомир Как, торговец клеем, красками и мороженым! Мы погорюем о нем положенное время, но скоро наша печаль сменится тихой радостью, потому что мы живем на острове Двид! Наша жизнь приятна и радостна, почтенные соотечественники! Сегодня после обеда мы соберемся на главной площади для субботних танцев! Приходите танцевать, жители столицы!
Взлягивая и дергаясь, человек прошел мимо нас. На его запрокинутом лице сияла блаженная улыбка. Я подумал, что это городской сумасшедший, и вопросительно посмотрел на Ктора. Ктор сказал с усмешкой:
— Это наш славный Крикунчик Чарли. Наша живая газета. Он всегда там, где самые важные события...
— Разве у вас нет радио?
— Ра-дио?.. Ах да, есть... Но Крикунчик — это наша традиция, к нему все привыкли. Кое-кто считает, что он чересчур шумлив, но все его любят. За то, что он любит наш остров, где царит незыблемое равновесие порядка...
И опять я не понял: всерьез говорит Ктор или с иронией?
— Если бы мы объявили о танцах по городскому слухопроводу, никто бы, пожалуй, не пришел. А Крикунчик Чарли умеет созвать народ.
Я видел эти танцы. Они были устроены на треугольной площади, которую мы проезжали накануне. Откуда-то доносилась плавная музыка, и под нее неторопливо двигались пары: широкоплечие дядьки и румяные женщины. Танцоры сходились, расходились, перемещались по кругу, раскланивались... Иногда музыка замолкала, и тогда начинал верещать Крикунчик Чарли. Он, дергаясь, вышагивал среди танцоров.
— Прекрасная вещь — субботние танцы! Мы замечательно веселимся, не правда ли, почтенные жители столицы? Как приятна эта милая музыка!
Милая музыка мне показалась однообразной, все танцы были похожи один на другой. Я дернул Ктора за рукав и хотел спросить, нет ли в этом городе кино или зоопарка. Но музыка внезапно оборвалась, раздался звон громкого колокольчика.
Через площадь ехало странное сооружение: высокая ступенчатая пирамида, обитая грязно-розовой материей. Пирамида была на больших дутых колесах. Ее тащила смирная серая лошадка. По углам пирамиды на ее нижних ступенях сидели слуги Ящера. А на верхней площадке, метрах в четырех от земли, возвышались два квартальных воспитателя. Они стояли, как на капитанском мостике: смотрели вперед, а руки положили, будто на поручень, на тонкую перекладину, укрепленную поверх деревянных столбиков.
Наступила тишина, а потом Крикунчик Чарли восторженно завопил:
— О, вот она, добрая наша старая колесница справедливости! Кто не вспомнит милые школьные годы, глядя на ее скрипучие ступеньки! Ха-ха, кое-кто боялся ее в детстве, но как мы благодарны ей теперь! Не правда ли, дорогие горожане?!
Раздались негромкие аплодисменты. А Крикунчик выскочил перед пирамидой и зашагал впереди лошадиной морды. Он дергался и выкрикивал:
— Вот она едет, наша милая розовая повозка! Она никому не позволит нарушить равновесие порядка! Ну-ка, где вы, лентяи, неряхи и любители недозволенных игр?!
Лошадь не обращала на Крикунчика внимания — видимо, привыкла.
Квартальные воспитатели тоже не изменили своих капитанских поз. Они стояли как деревянные. Один воспитатель был коренастый, круглолицый, с широким желтым воротником на балахоне. Другой — тощий и высокий. Я сперва подумал, что это мой утренний знакомый, но потом увидел, что номер на его шапке другой.
«Колесница справедливости» пересекла площадь и въехала в переулок, но все еще были слышны вопли Крикунчика.
— Что это за чудо на колесах? — настороженно спросил я Ктора.
Он усмехнулся и сказал:
— Пойдемте, вам будет полезно посмотреть.
Мы пошли следом за пирамидой.
Квартала через два пирамида остановилась у белого аккуратного домика.
Мы с Ктором отошли к изгороди. У меня от долгой ходьбы по городу гудели ноги, и я присел на покрытый черепицей выступ.
Длинный воспитатель высоко поднял руку с колокольчиком и позвонил.
Прошло полминуты. На крыльце показался краснощекий дядька. За руку он держал бледного светлоголового мальчика лет десяти. Дядька что-то сказал сердитым шепотом, выпустил руку и подтолкнул мальчика с крыльца. Тот сделал несколько шажков, потом замер. Перепуганно смотрел на верхушку розового помоста.
Длинный воспитатель, подобрав подол, спустился с площадки и взял мальчика за локоть. Сказал почти ласково:
— Пойдем, голубчик.
Я увидел, как у мальчика подогнулись коленки. Он заговорил громким от отчаянья голосом:
— Но это, наверно, ошибка! Честное слово! У меня всего три прокола!
— Ха-ха! — заверещал Крикунчик Чарли. — Вы слышали? Всего три прокола! Радостный покой и благонравие все больше укрепляются на нашем острове, и три нарушения порядка за неделю — это совсем не мало в наши дни! Ни у кого на улице Зрелых Апельсинов нет проколов больше, чем у этого мальчишки. А он еще говорит про ошибку!
Длинный воспитатель поморщился и недовольно покосился на Крикунчика, но мальчику сказал:
— Ты слышал, что говорит господин Чарли? Ступай наверх.
Он повел мальчика по лесенке. Тот опустил голову и сначала не сопротивлялся, но на верхней ступеньке слабо дернулся. Сказал со слезами:
— Я не хочу...
— Как не хочешь? — громко удивился воспитатель. — Разве ты собираешься поколебать равновесие порядка и вызвать гнев Ящера?
Он потянул мальчика, и они поднялись на площадку.
— Не надо... — последний раз проговорил мальчик, но четверо слуг Ящера обступили его, засуетились, а когда разошлись, он оказался в одной коротенькой рубашонке. Слуги растянули его руки на низкой перекладине и примотали какими-то серыми лентами...